— Нет, — смягчилась Тирле. — Можешь идти отдыхать. Когда проснешься — поброди по дворцу, поищи моего котенка…
— Котенка?! — удивленно вскинула я брови, пользуясь несравненным шутовским правом перебивать царственных особ.
— Да, да, котенка, — нетерпеливо отозвалась мудрейшая королева Тирле. — Рыжего, с синим бантом на шее. Котенка зовут Пирра, и он — подарок от его величества Ларры на заключение союза.
Какой союз, брачный или политический, между Домами, моя добрая королева не уточнила.
— Котенок выбежал вчера из моей спальни и потерялся. Найдешь его и доставишь ко мне, — продолжила отдавать указания Тирле мимоходом, вновь утыкаясь в наиважнейшие государственные бумаги на столе. — Можешь быть свободна.
— Тирле, о великодушнейшая… — встрепенулся вдруг Ларра.
Ее величество улыбнулась уголками тонкого рта:
— Ах да, совсем позабыла. Отведи государя Ларру в его апартаменты так, чтобы никто не заподозрил, что он их покидал.
О, значит, все же изначально их величества разошлись по разным спальням! Как любопытно.
— Слушаюсь, о моя королева, — отвесила я прощальный поклон. — Следуйте за мной, о Ларра. Бирюзовые покои, верно?
— Верно, — зевнул, изящно прикрывая рот ладонью, король. — Все-то вы знаете, Лале.
— Ах, это входит в мои обязанности, — гордо задрала нос я, пропуская вперед государя и лишь потом прикрывая за собой дверь. — Вот мы и на месте. Позвольте распрощаться. — Ключ снова скользнул в скважину.
Ларра коротко рассмеялся:
— О нет, подождите, моя дорогая.
Я обернулась в недоумении, вглядываясь в лицо молодого владыки.
Бирюзовые покои, в отличие от королевской спальни, располагались с южной, солнечной стороны и днем были полны света. «Бирюзовые» значило «отделанные бирюзой», а если говорить о цветах, то больше всего в этих комнатах было белого. Белые высокие потолки с синим орнаментом, белые стены, легчайший белый тюль на окнах и белый-белый солнечный свет…
После полумрака у Тирле — ослепляет. Не разглядеть выражения глаз, не различить улыбки — один только темный силуэт на фоне сияющей арки окна.
— Что вам угодно, государь Ларра?
— Мне угодно дать вам совет, милая Лале. Как Лорд Волн — Безумному Шуту.
— Слушаю вас, господин.
Надо же, полдень — а такая тишина. Ни птиц, ни детского смеха, ни воркотни придворных, ни цоканья лошадиных копыт в парке за дворцом…
— Знаете, Лале, — задумчиво произнес Ларра. — Среди тех, кто живет на берегу, ходит такая поговорка: «Не затем сети ставятся, чтобы рыбку потешить».
По верхушкам деревьев промчался ветер-непоседа. Листья зашуршали, зашевелились беспокойно.
— Слышала такую, — медленно кивнула я. — Это значит, что самая очевидная причина — не всегда правильная.
— Можно и так сказать. — В голосе его слышалась улыбка. — И если уж вы дернули за сигнальную леску — тяните рыбака в море, пока он не опомнился! — Ларра резко наклонился ко мне, окутывая запахами соли, океана и солнца. — Тирле — Леди Теней. Она могущественна, но осторожна и предпочитает тайную месть открытому удару. Я — Лорд Волн. Когда наступает Прилив Приливов, целые страны вода смывает в море. И потому я выбираю удар единственный, но сильный. Вы попались в сети, сладкая моя Лале, но сумеет ли рыбак удержаться на берегу?
— Надеюсь, что нет, — пробормотала я.
Рыбка в сетях, надо же. Похоже, что Ларра заметил действия Кирима-Шайю… и сделал собственные выводы о его намерениях, и очень неприятные. И Ларра знает, что я утаила от королевы.
Но… кажется, он решил подыграть мне? Зачем? Он преследует какие-то тайные цели?
Ларра с видимым удовольствием наблюдал за моими метаниями, словно видел все мысли насквозь.
— Вы о чем-то желаете спросить, шут?
— А… да, — ухмыльнулась я и, выбросив из головы предположения и домыслы, произнесла совсем не то, что хотела секунду назад: — А как вы попали в королевскую опочивальню, если ваша стража уверена, что двери Бирюзовых покоев не открывались?
От растерянности молодой король растерял весь свой апломб Лорда и превратился просто в мальчишку, застигнутого на месте преступления. Все-таки некоторые вещи, вроде умения держать лицо при любых обстоятельствах, приходят лишь с возрастом.
— Обошел кругом, держась за плющ, и в стекло постучал, — ответил наконец Ларра и, устало прикрыв глаза, запустил пальцы в спутанные локоны. — А ее величество Тирле мне только через час открыла. И натерпелся же… Не только у вас тяжелая ночь была, Лале. — Он поднял руку в прощальном жесте. — Мягких волн!
— Светлых снов, — отозвалась я и вышла в коридор недалеко от собственных апартаментов.
Да уж, длинный выдался денек! Веки отчаянно слипались, превращая мир вокруг в смутное пятно. Еще немного — и возьму назад слова о том, что нынешнее поколение не умеет веселиться по нескольку дней подряд. Или бедняжка Лале постарела, или жизнь стала намного утомительней… Терзаемая зевотой, с тяжестью в ногах и гулкой пустотой в голове, я успела сделать всего несколько шагов, прежде чем кто-то высокий, сильный и дурно пахнущий метнулся из темной ниши за моей спиной.
Раз — и чья-то грязная лапа вцепилась в подбородок, задирая его с такой силой, что ноги мои оторвались от пола.
Два — прежде чем я успела вцепиться ногтями в мерзкую руку или хотя бы завопить, по горлу мне полоснуло лезвие, превращая неродившийся крик в хриплое бульканье.
Три — отвратительные пальцы зашарили у меня за корсажем, вытягивая цепочку, а двери в мои комнаты начали медленно-медленно открываться. Или мне казалось, что медленно?
Четыре — ладонь чужака сомкнулась на ключе… и время вновь ускорило ход. Завизжал тонко, как свинья, убийца, когда ключ вдруг раскалился добела, распахнулась, врезаясь с размаху в стену, дверь. Мило, мой смелый мальчик Мило вылетел из покоев, пылая такой яростной силой, что у меня сердце лужицей растеклось. Темное, жуткое волшебство вырвалось из сжатых пальцев ученика, и я почувствовала, как позади меня оседает сломанной куклой неудавшийся убийца. И — завалилась назад, на его труп, инстинктивно схватившись рукой за ключ.
Теплый металл, ласковый металл, спокойный металл… Жаль, над болью ключ не властен.
— Госпожа!.. — Мило упал на колени рядом со мной — прямо в лужу крови, не жалея дорогих одежд. — Госпожа, вы ведь не умрете, не умрете же? Скажите что-нибудь, не молчите.
Я мрачно оглядела ученика и ответила жестом, понятным даже не на равнинах: «Дурак».
Как мне ему сказать, если горло перерезано?
— Вы живы! — хрипло выдохнул Авантюрин. — Госпожа… как вы?
Еще один наиглупейший вопрос. Мне чудится или Мило резко оболванился?
Для того чтобы ответить ему, пришлось-таки пересилить себя и выпустить ключ из судорожно сведенных пальцев. «Дважды дурак. Конечно, плохо. Горло видишь?»
— Ох, госпожа, простите… Очень больно?
Знака, способного выразить степень идиотизма последнего вопроса, я не знала, потому пришлось ограничиться мрачным: «А сам-то как думаешь?»
— Потерпите, Лале, прошу вас. — Голос его сорвался. — Я сейчас, сейчас…
Мило вдруг опять засветился волшебством, словно соляная лампа. Лишь мгновение помедлив, он решительно протянул окутанные сиянием ладони к моей ране.
Ключ протестующе пыхнул жаром.
«Не надо, — быстро вскинула руки я в запрещающем жесте, уберегая неразумного ученика от участи быть изжаренным. — Само пройдет. Скоро».
И, подумав, добавила: «Забери меня. Здесь слишком грязно».
— О… да, конечно, госпожа, сейчас, — засуетился мальчик. — Вот так, осторожнее… придется потерпеть, ага?
Аккуратно просунув руки под мои колени и спину, Авантюрин выпрямился и шагнул к комнатам — медленно, словно боясь расплескать воду из бокала. Я поморщилась. Горло будто когтями драли. Края раны уже сошлись, и кровь хлестать перестала, но общее самочувствие было препоганейшим — даже хуже, чем в первые минуты. Кости ломило от холода, сердце слабо-слабо трепыхалось, то и дело замирая. Перед глазами опустилась какая-то пелена, и лицо Мило виделось как в дыму.